Фокс заметил, что сам говорит очень быстро, не делая пауз между предложениями. К нему вмиг вернулись давние привычки. Чему тут удивляться – он ведь почти два года прожил в этом Беллменовском темпе!
После того как Фокс завершил строительство магазина и расстался с Беллменом, он еще полмесяца испытывал дискомфорт из-за медлительности всего остального мира. Такое случалось с ним по двадцать-тридцать раз на дню: он с первой же фразы понимал, что имеет в виду собеседник, но должен был стоять и ждать, когда иссякнет поток лишних слов, а с ним и впустую потраченные на это секунды. Затем Фокс отвечал очень кратко и по существу, а собеседник смотрел на него в изумлении. Получив информацию в столь сжатом виде и с быстротой пули, он был выбит из равновесия и просил повторить или пояснить сказанное. Терпение Фокса было на пределе, он уже начал думать, что никогда к этому не привыкнет, однако же со временем перестроился на замедленный ритм жизни, а еще чуть погодя стал получать от него удовольствие. Он заново открыл для себя паузы между словами, задачами и мыслями, и эти паузы оказались на удивление плодотворными. Недавно он познакомился с одной молодой особой и теперь всерьез подумывал о женитьбе.
– Пространство? – между тем говорил Беллмен. – А для чего мне большое пространство? Мне нужна лишь кровать вон там у стены и шкаф для кое-каких личных вещей.
– Платяной шкаф?
– Нет, для одежды хватит вешалки за дверью.
Фокс невольно вспомнил о помпезной спальне, которую недавно обустроил для одного клиента в роскошном белокаменном особняке, – с огромной кроватью, картинами, мебелью, зеркалами…
– Тут будет сложно развернуться. Собственно говоря… – Фокс измерил шагами закуток, указанный Беллменом. – Ну да, так и есть. По размерам это будет примерно соответствовать спальням, которые мы устроили наверху для швей.
Ему показалось, что на сей раз Беллмен чуть замешкался с ответом – на долю секунды.
– Как быстро это можно сделать? – спросил он.
– Если вас действительно устроят такие скромные размеры, можно будет управиться за один день.
– Или за одну ночь?
– Можно и так.
– Успеете к завтрашнему утру?
«И как это мне прежде удавалось?» – мысленно подивился Фокс. Два года он жил с такой же скоростью, и тогда это казалось ему вполне естественным. Это был путь наверх, возможность сделать себе имя. Впоследствии у него уже не было отбоя от заказчиков; он обеспечил себя работой на годы вперед, на всю оставшуюся жизнь. И все это благодаря Беллмену.
– Я об этом позабочусь, – сказал он, улыбнувшись.
На следующее утро Беллмен нашел свой кабинет несколько уменьшенным в длину, а за перегородкой обнаружилась типичная спальня швеи, с узкой кроватью у стены и шкафом в углу. Впервые войдя туда, он испытал странное чувство, но не стал тратить время на выяснение его природы и источников. У него были дела поважнее.
– Войдите! – сказал он, не отрываясь от черновика делового письма.
– Сэр, меня прислала мисс Челкрафт… – Голос был женским, неуверенным, знакомым.
Он поднял глаза. Это была она.
– …с вашим костюмом.
– Вас зовут Лиззи, верно?
– Да, сэр. Куда мне его повесить?
Она огляделась по сторонам, но в его кабинете не было ничего подходящего на роль вешалки.
Кровь прилила к ее щекам. Может, она подумала о той ночи в лондонских закоулках? Той ночи, когда они так неожиданно встретились, а потом он занял ее постель и под утро улизнул, не сказав ни слова. Все это произошло лишь три недели назад, но изгладилось из его памяти так основательно, словно относилось к очень далекому прошлому. Теперь воспоминание вернулось.
– За этой дверью есть крючок.
Если она и удивилась тому, что его спальня так похожа на ее собственную комнатушку наверху, то не подала виду. С пылающими щеками, она пробормотала что-то невнятное в порядке прощания и выскользнула из кабинета так же тихо, как в него входила.
Беллмен вернулся к своему документу, но еще секунды две не мог вспомнить, что именно собирался написать. А ведь он так и не прояснил ту загадочную историю с погоней за Блэком. При следующей встрече надо будет ее расспросить… Меж тем вернулась утерянная мысль, и он снова поднес перо к бумаге.
Подошел к концу первый месяц. Беллмен и Верни дважды проверили дневную выручку, рассортировали монеты по номиналу и ссыпали их в красные фетровые мешки. Был учтен каждый пенс. Итог был подведен. Когда Верни ушел, Беллмен отнес деньги в сейф, вернулся в кабинет, где на стене висел график, взял ручку и обмакнул перо в черные чернила. Отмечая реальный уровень продаж, перо коснулось бумаги в строке гораздо выше той, которую он четыре недели назад пометил синими чернилами. Влажная чернильная точка блеснула на листе, как черный птичий глаз, и Беллмен поприветствовал ее удовлетворенной улыбкой.
А что насчет будущего месяца? Как правило, только что запущенное торговое предприятие в первый месяц работы демонстрирует высокие показатели продаж просто в силу своей новизны для покупателей, но уже во втором месяце интерес к нему ослабевает и соответственно снижается оборот. Однако ритуально-траурный бизнес живет по собственным законам и в данном аспекте – как и во многих других – является исключением из общих правил. Вполне естественно, что людям неприятна сама мысль о загодя приобретенной траурной одежде, ждущей в шкафу своего часа. Это будет все равно что отворить дверь перед Смертью, пригласить ее внутрь и, выстроив все семейство, предложить ей кого-нибудь на выбор. Разумеется, в день открытия магазина многие явились сюда из чистого любопытства, но этот наплыв посетителей практически не повлиял на объем продаж – в большинстве своем они либо не покупали ничего, либо ограничивались какой-нибудь мелочью. Зато каждая значительная покупка в течение этого месяца была вызвана объективными причинами. Соответственно, месячный объем продаж был точным отражением количества смертей, случившихся в мире за стенами «Беллмена и Блэка». Вот он, надежнейший показатель, на который следует ориентироваться в дальнейших прогнозах. Так каким же будет второй месяц?
Бусинка черных чернил уже высохла, да и Беллмена она уже не интересовала: он извлек из нее всю нужную информацию. Взяв чистое перо, он окунул его в синие чернила и приготовился обозначить цель предстоящего месяца. Перо приблизилось к бумаге, но в последний миг приподнялось и оставило точку в месте чуть выше того, куда он метил.
Ну вот опять! Он вгляделся в свежую чернильную точку. Та в ответ ему подмигнула. Почему бы и нет?
Теперь, наметив цель, он обязан был ее достигнуть. Беллмен достал из кармана блокнот и открыл его на странице с последними записями. Испанские перчатки продавались слабо – надо сказать Дрюэру, чтобы снизил цену, а следующую партию закупил в Италии; зато дымчатый бархат расходился сверх всяких ожиданий – надо выяснить причину такой популярности; далее…
Взгляд его уперся в пометку, сделанную вчера: «Кисти для рисования».
Дора!
А ведь верно: на завтра у него назначена поездка в Уиттингфорд. Раз в месяц, как он обещал дочери. И на целый день. Перед тем она в письме попросила его купить особые тонкие кисти, которых не нашлось в магазинах Оксфорда.
Беллмен подумал о своих планах. Время было не самое подходящее для загородной поездки, даже на один день. Он ей напишет и все объяснит. Завтра же он отправит кого-нибудь из посыльных на поиски нужных кистей в лондонских магазинах. Возможно, их удастся переслать Доре с коляской «Беллмена и Блэка», если в ближайшие дни поступит заказ из тех краев. А если не получится, он прибегнет к услугам почты. Сам он выберется в Уиттингфорд при первой возможности и на сей раз погостит подольше. «Написать Доре», – сделал он пометку в блокноте.
Когда-то давным-давно он открыл такой же блокнот и обнаружил в нем приписку, сделанную неуклюжим детским почерком: «Поцеловать Дору». Как бы рад он был сейчас ее поцеловать, окажись она здесь!