И он отправился в «Красный лев».

Полли поздоровалась – без каких-либо намеков на прошлые дни или на нынешние времена – и поставила перед ним кувшин сидра. Он сидел молча и осушал стакан за стаканом. Пил с тупой методичностью, не рассчитывая забыться. Алкоголь несколько смазывал остроту его горя, но рассеять мрак безысходности он был не в силах.

На определенной стадии опьянения Уильям начал понимать многие вещи, прежде не доходившие до его сознания. Этот мир, вселенная, да и бог, если таковой существовал, ополчились на человечество. С новой точки обзора он видел, что его давняя удачливость являлась не более чем издевательской шуткой: человеку позволили верить в свою счастливую звезду только затем, чтобы ему было больнее падать с высоты. Он осознал собственную ничтожность и тщетность всех попыток самому определять свою судьбу. Он, Уильям Беллмен, хозяин фабрики, был ничем. Все эти годы он верил в свои силы и дарования, не догадываясь о постоянном присутствии где-то поблизости самого могущественного из всех соперников, способного в любой миг раздавить его, как жалкую букашку. Его счастье и его успех, которые он полагал возведенными на прочном фундаменте собственных трудов, знаний и талантов, на деле оказались столь же эфемерными, как белая головка одуванчика, – стоило неведомому сопернику дунуть, и все это разлетелось, исчезло без следа. Как же так вышло, что он доселе даже не подозревал об этом – он, полагавший себя всезнайкой? Что держало его в неведении все эти годы?

Он продолжал пить. При этом мысли его оставались на удивление ясными, вот только голова клонилась все ниже, пока не достигла поверхности стола, и еще чуть погодя он захрапел.

Его растолкала Полли. Она помогла ему подняться и довела до двери.

– Ступай домой, Уильям Беллмен. Сейчас это не лучшее место, но это единственное место, где тебе следует быть. Ступай.

Снаружи было темно. Насчет холода он судить не мог, искусственно подогреваемый изнутри алкоголем. Спотыкаясь и кое-как переставляя ноги, он брел неведомо куда, но не останавливался ни на секунду из страха, что агония мыслей захлестнет его с новой силой. Всю свою сознательную жизнь он к чему-нибудь стремился. Каждая прожитая им минута была шагом к достижению какой-либо цели. И он хотел понять, в чем состоит его нынешняя цель. Возвращаться домой смысла не было. Все, что мог, он уже сделал, и сейчас его присутствие ничего бы не изменило. На фабрике тоже появляться не стоило. Его трагическая фигура производила гнетущее впечатление на рабочих. Они всячески сторонились Беллмена, напуганные тем, что произошло с его семьей. Куда же ему податься?

В мозгу Беллмена существовал некий отдел, автоматически начинавший действовать, когда требовалось решить проблему. Он не знал, было это следствием приобретенной привычки или врожденным качеством, но функционировало оно безупречно, включаясь в тот самый момент, когда возникала потребность, и зачастую выдавая готовое решение даже раньше, чем Уильям успевал осознать само наличие проблемы. Это походило на часы, мерно тикающие где-то в глубине сознания, тогда как прочие отделы мозга занимались мелкими насущными вопросами и повседневной рутиной. И сейчас этот механизм работал на полную мощность, просчитывая варианты борьбы с могущественным соперником.

Первый вариант: делиться. Согласовать условия: столько-то тебе, столько-то мне, и каждый получит то, что ему нужно… Однако он уже это пробовал, и ничего не вышло. Второй вариант: продавать. Но ведь это была Дора, его дочь. Так что если даже соперник будет готов к покупке – а до сих пор он только уничтожал или крал, – Беллмен не будет готов к продаже. Это исключалось. Третий вариант: прятаться. Держись тише воды, ниже травы и надейся, что соперник посчитает тебя слишком незначительным и перестанет замечать. Увы, слишком поздно. Он уже попал в поле зрения соперника и под его прицел. Что оставалось? Четвертый вариант: сотрудничать. Но о каком сотрудничестве может идти речь в этом случае? Нет, это невозможно. Возвращаемся к первому варианту: делиться. Однако он уже это пробовал…

Механизм работал без устали, выдвигая все более отчаянные и нелепые идеи. Он устроит этому сопернику саботаж! Он разрушит его бизнес! Он наймет банду головорезов, которые будут поджигать его склады и цеха! Он переманит к себе его лучших работников, он распустит порочащие слухи о его товарах! Полный абсурд, если учесть, что он столкнулся не с каким-то обычным деловым конкурентом. И чем безумнее становились идеи, тем сильнее он удивлялся самому себе. Он и не подозревал, что способен на такие коварные и жестокие действия. Он оказался не тем человеком, каким считал себя ранее. Уильям не мог сделать усилие, чтобы остановить неугомонный механизм в своем мозгу, – да и не знал, как он отключается. До сих пор такой потребности у него не возникало.

Как же он будет жить дальше с этим в голове – с бесконечно затянувшейся попыткой решить в принципе неразрешимую проблему?

Делиться, продавать, прятаться, сотрудничать.

Это могло свести с ума. Это уже сводило его с ума.

Ну почему его мозг не хочет угомониться и признать, что все потеряно и сделать ничего нельзя?

Внезапно он увидел, где находится: неподалеку от старого коттеджа, в котором родился и вырос. Уже стемнело, но коттедж выделялся на фоне неба прямоугольником более густой тьмы. А по другую сторону от Уильяма в небо врезались черные ветви старого дуба. Он повернулся и пошел к дереву.

Новая задача была сформулирована: отключить свое сознание.

Под дубом он остановился. Место выбрано верно. Он это чувствовал. Мозг работал быстро и четко.

Вот эта ветка достаточно крепка, и высота подходящая. Он может залезть туда, усесться, приготовиться – и просто упасть вниз, к земле, к своему концу. Он еще раз осмотрел дерево и выбранную ветку, проверяя, нет ли каких недочетов в плане, уточнил пару мелких деталей… Порядок!

Теперь дело было только за веревкой – и он знал, где ее найти. Гробы опускали в могильные ямы на прочных веревках, но при нынешней частоте похорон – по два-три покойника ежедневно – веревки перестали запирать в сторожке, а просто вешали на крюк, вбитый в стену над ведущей к подвалу лестницей. Он сам это видел. Воровства не опасались: какой вор покусится на веревки, спустившие в могилы стольких мертвецов?

Беллмен двинулся в сторону кладбища. Наконец-то есть достижимая цель! Он сразу почувствовал себя лучше.

Тонкий серп луны подсветлил небо, и силуэты кладбищенских тисов были заметны издали. Оказавшись в тени этих тисов, он пошел осторожнее, то и дело ступая мимо тропы на кочковатый дерн. Наконец он отыскал веревку и уже направлялся к воротам кладбища, когда прямо перед собой увидел свежую могилу Розы.

Он сбавил шаг, потом остановился.

Здесь он был не один. Чуть поодаль стоял незнакомец в черном, прислонившись спиной к старому надгробию. Он не шевелился и не отрывал взгляда от темных верхушек деревьев.

Если до этого и дул какой-то ветерок, сейчас он стих. Воздух был абсолютно недвижим.

Создавалось впечатление, что незнакомец простоял здесь уже очень долго, но никуда не спешит, имея в запасе уйму времени.

Наконец он повернул голову к Уильяму и взглянул на него с вежливым интересом.

– Я хочу извиниться за то, что было днем, – сказал он ровным, негромким голосом. – Согласен, я мог бы проявить больше такта.

– Да кто вы такой, черт возьми?

– Ваш друг. – И он быстро взглянул на Уильяма, проверяя эффект этих слов.

– Друг? Мы даже не знакомы.

Человек в черном задумчиво склонил голову набок:

– Это верно. Тем не менее намерения у меня самые дружеские. Думаю, нам стоит кое-что обсудить.

Уильям поправил на плече моток веревки и сделал шаг дальше по тропе.

– Может, все-таки поговорим? – спросил человек.

– Вот как, значит, это делается? Я останавливаюсь с вами поболтать, а утром здесь находят мой труп? Все идет к этому, да?